ШОС в Тяньцзине: символизм, региональные инициативы и новая архитектура многополярности

Саммит ШОС в Тяньцзине стал знаковым событием сразу по нескольким причинам. Во-первых, это юбилейная, пятая встреча на китайской территории за 24 года существования организации, которая завершает второй лунный 12-летний цикл. Символизм здесь очевиден, но куда важнее контекст: главы 20 государств собрались на фоне нарастающей неопределённости и турбулентности. Китай, который с 2012 года является первой торгово-производственной экономикой в мире, долгое время предпочитал оставаться в тени, выбирая сглаживание противоречий с Западом. Но с началом второго срока Д. Трампа маски сброшены: США открыто перешли к стратегическому сдерживанию КНР через экономическую блокаду и создание очагов военно-политической нестабильности. В этой диспозиции нынешний саммит приобретает особую значимость: он превращается в площадку, где Си Цзиньпин предлагает мировому большинству свою стратегию развития до 2035 года как одного из лидеров незападного мира.

На этом фоне речь Касым-Жомарта Токаева подчеркнула профессионализм казахстанской дипломатии. Его ссылка на 80-летие Великой Победы прозвучала как предостережение: бесконтрольное применение силы, санкции и гонка вооружений снова ведут человечество по известному пути, в конце которого — пропасть мирового конфликта. Но Токаев акцентировал, что исход не предрешён и многое зависит от выбора государств: строить равноправный многополярный мир или углублять практики доминирования и эксплуатации. Для Казахстана ШОС — это постоянно действующая платформа политического взаимодействия, укрепления доверия, гуманитарного сотрудничества и диалога цивилизаций.

Особое внимание президент уделил интересам Центральной Азии. После расширения ШОС за счёт Индии, Пакистана, Ирана и Белоруссии появились опасения об «евразиации» организации. Однако активность дипломатов и лидеров стран региона позволяет сохранять центральноазиатский фокус. Инициативы Токаева — Центр изучения водных проблем, инвестиционный офис в Астане, инфраструктурные проекты в Афганистане — продвигают регион как ядро сотрудничества. В том же ключе стоит предложение о «Трансалтайском диалоге» — новом векторе евразийской связанности, выходящем за рамки привычных маршрутов («Пояс и путь», «Север – Юг», ТМТМ). Здесь Казахстан предлагает нетривиальное решение, объединяющее Алтайский регион — Казахстан, Россию, Китай и Монголию — в единое пространство экономической и гуманитарной кооперации. Интенсивные контакты Монголии со странами Центральной Азии в первой половине года только усиливают практический потенциал этой идеи. Причём алтайский вектор — это не только экономика, но и мягкий заход на укрепление тюркского единства через историческую прародину, в отличие от стамбульской, сугубо политической, интерпретации.

Не менее важным стало решение о запуске четырёх специализированных центров ШОС: Универсального центра по противодействию вызовам и угрозам, Центра информационной безопасности, Центра по борьбе с транснациональной преступностью и Антинаркотического центра. Это свидетельство серьёзного отношения к угрозам и понимания, что ни одна страна не справится с ними в одиночку. Институционализация усилий в сфере безопасности дополняет экономический блок, показывая: Пекин — это не только про финансы, но и про жёсткие инструменты защиты региона.

Именно в этой логике стоит рассматривать и инициативу о Банке развития ШОС. Долгосрочные инвестиции в промышленность и инфраструктуру — ключевой вызов для Центральной Азии. Идея банка обсуждается с начала 2010-х годов, но оставалась на бумаге. Сегодня, на фоне конфликта Китая с Западом, ситуация изменилась: Пекин готов тратить больше в соседние экономики, что даёт региону шанс получить институциональные механизмы доступа к финансированию и снизить уязвимость перед внешними шоками, а Китаю — укрепить свои позиции в стратегически чувствительных зонах.

Особое внимание заслуживает инициатива о Центре изучения водных проблем ШОС в Казахстане. Ранее Китай избегал вынесения водной тематики в многосторонний формат, предпочитая двусторонние договорённости, например по стоку Иртыша. Учреждение центра — первый шаг к коллективному обсуждению чувствительного вопроса, сделанный именно в рамках ШОС. Это важный символизм: в организации есть пространство и для интересов малых и средних стран, способных формировать повестку. Казахстан здесь демонстрирует умение не только пользоваться возможностями, но и задавать новые рамки.

Наконец, символика двусторонних отношений Токаева и Си. В межгосударственной политике всегда на первом месте стоят интересы стран, а лишь затем — личные симпатии. Когда они совпадают, возникает сильный синергетический эффект, который мы видим в казахстанско-китайском диалоге. В этом смысле встреча Токаева с Си — это не протокольный жест, а отражение реальных государственных задач. Что касается символики общего фото: Китай использует схему, проверенную ещё в 2012 году в Пекине и в 2018 году в Циндао — рядом с хозяином саммита стоят президенты России и Казахстана. Это сигнал о том, что для Пекина именно они остаются ближайшими и ключевыми соседями. Кроме того, страны-основательницы ШОС занимают центральное место, что недвусмысленно указывает: несмотря на расширение, организация сохраняет центральноазиатский фокус.

Автор: Денис Борисов, Заведующий лабораторией «Центр региональных сравнительных исследований «Россия — Центральная Азия» НГУЭУ, директор АНО «Сибирское общество международных исследований»